Повезло мне с учителями

Каждый человек тебе учитель.

                                    (Агни йога)

 Первым моим Учителем была моя бабушка Кисельникова Елена Васильевна. В раннем детстве я очень плохо ел. Бабушка клала на стол два кусочка колотого сахара один маленький, а другой побольше и предупреждала меня, что если я не буду есть кашу, то она даст мне маленький кусочек сахара, а если буду есть, то большой.  Бабушка, всю свою жизнь прожившая в деревне, имевшая образование четыре класса церковно-приходской школы, родившая и воспитавшая семерых детей и потерявшая на фронтах Великой Отечественной войны пятерых своих сыновей, щадила своего нервного, тщедушного, родившегося под Сталинградской бомбёжкой четырёхлетнего внука и предлагала ему выбор не между плохим и хорошим, а между хорошим и очень хорошим.

 Вот такой урок добра преподнесла мне эта мудрая женщина.

     Мальчишкой лет тринадцати я попал в цирк. Выступали укротители со смешанной группой хищников. На арену вышли молодая красивая женщина в блестящем, обтягивающем её стройную фигуру кожаном костюме с длинной около двух метров палкой в левой руке и хлыстом в правой и маленький полный мужчина в обыкновенном чёрном костюме. В руке мужчины была маленькая тоненькая палочка. Рядом с женщиной этот мужчина выглядел несколько странно, не похоже было, что он может иметь какое-то отношение к укрощению диких зверей, да и вообще к цирку. Мужчина и женщина раскланялись, затем мужчина почему-то ушёл, а на арену выпустили львов, тигров и пантер. Женщина уверенно и красиво управляла действиями животных. Вот они бегают по кругу, прыгая на защитную решётку, вот покорно стоят на тумбах, вот прыгают с тумбы на тумбу, а вот уже прыгают сквозь горящий обруч. В какой-то момент что-то произошло, по непонятной причине одна львица отказалась прыгать. Все попытки укротительницы заставить зверя выполнить трюк не достигали успеха. Ни длинная палка, ни хлыст не помогали. Львица нервничала, рычала, била передними лапами по тумбе. Казалось, ещё мгновение, и огромный дикий зверь бросится на хрупкую женщину и растерзает её. В этот момент на арену вышел тот самый маленький полный мужчина с маленькой тоненькой палочкой в руке. Он спокойно подошёл к разбушевавшейся львице, погладил своей палочкой по её шее, что-то ей сказал, повернулся и также спокойно ушёл. После чего львица как ни в чём ни бывало, прыгнула куда следовало и действие продолжалось своим чередом. Овации трибун были, безусловно, этому маленькому полному мужчине. В тот момент я понял: укротитель – это не тот, кто весь в коже и с хлыстом в руках, а тот, у кого дикие звери с тумбы на тумбу прыгают.

В юности я увлёкся лыжным и горным туризмом. Моим первым учителем в этом непростом занятии был инструктор спортивного туризма Игорь Дмитриевич Опарин. Чтобы мы не заблудились в тайге или тундре, Опарин учил нас наблюдательности. Ненаблюдательность – говорил он – порождает звериные инстинкты. Развивая эту мысль, Игорь Дмитриевич учил нас наблюдать не только за тем, куда идёшь, но и что делаешь, что, а главное, как, делают другие, более опытные, более знающие люди. Мы многого не знаем и не умеем. Нас, чтобы мы не утонули в своих ошибках, спасает наблюдательность. Это я запомнил на всю жизнь.

     С Юрием Визбором меня познакомил писатель Сергей Болдырев. В то время я продолжал заниматься горным туризмом и альпинизмом, Сергей Николаевич, будучи опытнейшим инструктором и педагогом, проводил для молодёжи семинары инструкторов горного туризма, водил их в горы. В 1974 году мне посчастливилось быть участником такого семинара. Летом мы путешествовали по Памиру, а осенью Сергей Николаевич пригласил нескольких участников семинара к себе домой. В числе приглашённых оказался и я. Болдырев часто после путешествия приглашал к себе нескольких участников для встречи с интересными людьми. На этот раз тем самым интересным человеком оказался Юрий Визбор.

      Оказывается, Визбор также, как и я участвовал в семинаре инструкторов горного туризма под руководством Болдырева, только двадцатью годами раньше, в 1954 году. На меня Юрий Иосифович произвёл сильное впечатление. Нет смысла передавать то, что испытывает человек, общаясь с такой личностью. Я и до встречи с Юрием Иосифовичем неплохо знал его творчество, любил его песни. Но личная встреча с ним перевернула все мои представления о мире, в котором мы жили в то время, о добре и зле, о благородстве и предательстве. Педагог по образованию, Визбор умел так доходчиво объяснить, привести яркие и понятные сравнения, что всё сразу становилось на свои места. Поэзия – говорил он – не должна быть многословной, слова в ней должны быть просты и понятны. Поэзия должна быть умной, но не заумной и при всей своей поэтической недосказанности понятной для тех, кому она предназначена. Как часто приходилось мне вспоминать эти слова, читая некоторые школьные учебники.

Несколько слов о Болдыреве. Сергей Николаевич Болдырев был не только блестящим писателем, написавшим два десятка книг не про бандитов и киллеров, а про людей труда. Он был умным, вдумчивым педагогом, открывшим нам Антона Семёновича Макаренко. Все мы, конечно, до этого уже прочитали “Педагогическую поэму” и “Флаги на башнях”, но Болдырев заставил нас взглянуть на творчество Макаренко значительно глубже. Объясняя причину и смысл дисциплины, существовавшей в колонии, которой руководил Макаренко, Болдырев в те далёкие семидесятые годы категорически отрицал наличие такого типичного советского понятия, как сознательная дисциплина. Дисциплина не может быть сознательной – говорил он – так как она сама является частью сознания. И приводил следующие примеры: 

Я пригласил вас пойти в лес по грибы. Каждому дал по корзине, построил всех в колонну и так колонной заставил идти по лесу и собирать грибы. Но, идя в колонне, вы не можете собирать грибы, вы расходитесь в разные стороны, а я на вас кричу и заставляю подчиниться дисциплине и идти колонной. Можно ли достигнуть поставленной цели, выполняя моё приказание? Нет. В данном случае моё приказание является самоцелью, а не средством достижения цели.

И второй пример: Мы в горах, поднимаемся на вершину. Под ногами камни. Сбитый ногой камень летит вниз. Если мы идём колонной под углом к подъёму, то камень, сбитый любым участником восхождения, пролетит мимо колонны. Это известно любому альпинисту. Ну, а если мы поднимаемся толпой, кто как захочет, может случиться беда. Это я объясняю участникам восхождения и прошу всех соблюдать дисциплину и идти колонной, строго друг за другом. И все без исключения подчиняются мне, ни у кого не возникает сомнения в справедливости моих требований. Почему? Да потому, что в данном случае выполнение дисциплины способствует достижению цели.

Итак, дисциплина не может быть ни сознательной, ни бессознательной. Она сама является частью сознания и средством достижения поставленной цели.

Как жаль, что в школах нет таких учителей, как писатель Сергей Николаевич Болдырев и что в педагогических вузах труды Антона Семёновича Макаренко изучают не в разделе педагогики, а в разделе истории педагогики. Увы.

      Как было бы хорошо, если бы школьные учителя одновременно были бы Учителями по жизни. Как бы это изменило нашу школу. В чём, собственно, разница между учителем и Учителем? И как из учителя превратиться в Учителя? Ведь учитель – это профессия, не более того. А Учитель – это не профессия и даже не призвание, это миссия. И осознав это, учитель, прикладывая определённые усилия, работая над собой, имеет шанс когда-нибудь стать Учителем. Когда это произойдёт, никто не знает, может быть никогда. Но если это произойдёт, первыми это заметят его ученики. У Учителя всегда есть ученики, в этом радость его существования. У учителя – учащиеся, а у Учителя – ученики. Попробуйте понять разницу.

Повезло мне с Учителями.

     Как-то я спросил своего друга, замечательного поэта Анатолия Парпара, как ему удаётся создавать такие яркие образы в своих стихах.

Всю жизнь учусь – ответил он – у Пастернака честности, у Евтушенко смелости.

     Повезло нам в России с Учителями. Не прозевать бы их в своей жизни, не пройти бы мимо. Жизнь так коротка, а сделать надо так много.  

Нашли ошибку / опечатку?  Выделите ее мышкой и нажмите Ctrl+Enter